«Мы все для государства безработные»

Второй помощник капитана Павел Максименков – настоящий моряк, который никогда не мечтал о водных просторах. О том, как он стал моряком, Павел рассказал ИА «Диалог».

«Нельзя сказать, что я грезил о море»

С седьмого по девятый класс я под впечатлением от некоторых фильмов и сериалов хотел стать хирургом. Но позже, сдавая кровь, я упал в обморок и понял, что карьера медика не для меня. Выбор профессии — решение отца, которое поддержала мама. Можно, наверное, даже сказать, что это была полуультимативная форма. Море до этого я видел один раз в жизни, не был фанатом Жюля Верна и подобных книг. Нельзя сказать, что я грезил о море, бороздить океаны – такой мечты у меня не было. Преподаватели в школе предлагали мне поступать на филологический с моим уровнем языков, но я не стал идти против решения семьи. Весь 11 класс я провёл с репетитором по математике, но в итоге на вступительных экзаменах это не помогло: я получил тройку. Благо, профессия моряка не очень популярная, и моих семи баллов за два экзамена хватило, чтобы пройти на самый востребованный факультет.

Первые два года мы жили в Стрельне, в казармах. Не могу сказать, что за нами жёстко следили. Что греха таить: бывало, что на выходных ребята в роте могли позволить себе выпить пива, но это старались пресекать. Конечно, такого, как в обычных общагах, не могло быть. У нас был порядок: наряды, уборки и так далее. После второго курса мы всей ротой ушли на парусник «Мир». Все «макаровцы» знают Илью Валентиновича Морозова, легендарную личность. Он подводник, военный моряк. К сожалению, по-моему, он больше не ходит на практики с ребятами, и это большая трагедия для парней. Потому что «Мир» без Морозова — это не «Мир» вообще. Я был с ним два раза — на своей практике и штурманским учеником. Во время второго рейса у ребят Валентиныча не было, и это было совсем не то. Я смотрел, как они там от безделья сходят с ума. Когда Морозов был на борту, у тебя всегда было чем заняться, всегда были наряды, которые надо отрабатывать, чтобы в следующем порту иметь возможность выйти в увольнение. Это придаёт ускорения.

«Не романтизирую профессию моряка. Мы – дальнобойщики на пароходах»

Первым моим выходом в море стало девятидневное плавание из Петербурга в Руан. Сейчас я понимаю, что нас совсем чуть-чуть качнуло в Северном море, но тогда казалось, что нас воротит во все стороны сильно. Процесс «прикачивания» долгий, надо, чтобы тебя недельку покачало, тогда организм адаптируется. Укачало абсолютно всех. Я, проклиная всё, думал: вот приедем во Францию, сразу звоню родителям, чтобы покупали мне билет домой, и отчисляюсь из «Макаровки».

Уже гораздо позже я настроился и адаптировался. Первый долгий рейс лично для меня был очень тяжёлым: всё-таки в 20 лет полгода на пароходе, а связь тогда была не очень качественной. Тяжело было вдали от дома.  

Года два назад я понял, что все мои «мучения» были не зря. Это связано даже не с профессией моряка, а, скорее, с мужскими амбициями. Я понял, что нужно расти и работать. Если уж так сложилось, что это стало моей профессией, то надо в ней состояться. Именно это желание меня подстёгивает. Могу сказать, что я получаю кайф, когда карьера выстраивается, как мне хочется. Получаю ли я удовольствие от того, что я моряк? К сожалению, романтики здесь уже не осталось. Если говорить очень утрированно: мы дальнобойщики, только на пароходах. Мы уже с ностальгией слушаем рассказы старших товарищей о месячных стоянках в портах, как это было 30 лет назад, когда ты мог после вахты пойти и увидеть всё в городе. И люди относились по-другому к работе, даже в самых небезопасных и неблагополучных уголках земного шара. К морякам относились иначе – не было разбоев, как сейчас. Допустим, в Африке просто-напросто небезопасно появляться. Моряков же раньше не трогали: все понимали, что они работают, привозят какие-то вещи, которые им нужны. Было другое отношение, а сейчас этого нет, как и долгих стоянок. Нефтяники стоят всегда где-то очень далеко. Когда я работал на пароме, там вообще было безумие: за восемь часов ты разгружаешь пароход, и идёшь дальше. Абсолютно другие скорости. С контейнерами тоже максимум сутки простоишь. Если очень хочется найти романтику, можно пойти на парусный флот, но потеряешь в деньгах, потому что там совсем другой уровень зарплат, да и устроиться тяжеловато.

«Русского флота, как такового, нет»

Сейчас я второй помощник капитана. На большинстве судов старпом полностью отвечает за груз. Второй помощник занимается картами, прокладками, корректурой, всей необходимой библиотекой. Я отвечаю и за радиосвязь. То есть, грубо говоря, всё, что на «мостике» — моё, в том числе и техника. Если что-то ломается, никто сейчас не паяет сам, а вызывает сервис, но какие-то базовые знания всё равно должны быть. Третий помощник отвечает за огнетушители, за все системы безопасности, самая сволочная работа. Я, когда стал вторым, перекрестился: и не потому что там денег чуть больше, но просто самый младший работает больше всех остальных.

Мне повезло, что я особо не мыкался по компаниям, у нас ведь нет государственного распределения. В России, по сути, есть одна серьёзная компания, которая занимается перевозкой, и её профиль – углеводороды, то есть нефть и газ. У меня лично никогда не было желания возить химию. Каждый делает выбор для себя, но мне здоровье дороже. Все утверждают, что это супербезопасно, но надо понимать, что нигде тебе просто так денег сверху платить не будут. Поэтому я пошёл работать на паромы. Но там было условие, что помощником сразу не брали, даже при наличии диплома и всех бумаг. Я подписал контракт практиканта. Потом меня повысили, а потом уже и до третьего помощника дошёл. Некоторым моим знакомым везло – они сразу становились третьими.

Возрастных ограничений для моряков нет: пока позволяет здоровье, можно ходить в море. Конечно, внутри компаний могут быть свои правила на этот счёт. Те, кто хочет дорасти со временем до капитана, стараются не скакать по компаниям. Сейчас все стараются работать до упора, потому что на пенсию от государства мы рассчитывать не можем. Мы все для государства безработные, кроме тех, кто трудится в Мурманском пароходстве или в остатках советского флота. Остальные работают по контракту. Русский флаг редко увидишь, в основном на яхтах. На больших пароходах я не видел ни разу. Русского флота, как такового нет. Хотя, я бы с радостью работал даже с потерей в деньгах под русским флагом, чтобы шла пенсия, стаж. Я разговаривал со своими однокашниками, они бы тоже пошли, не все, но многие. В Петербурге максимум, что ты можешь – это пойти в Росморпорт на ледоколы и буксиры. Если сядешь на ледокол, потеряешь опыт, необходимый для продления дипломов, а занимаемся мы этим каждые пять лет. В итоге ты будешь прикован к этим ледоколам до конца своей жизни. Так что тут много нюансов…

Продолжение следует

Источник: topdialog.ru