Пароход «Белоруссия»: 20 дней хода по дрейфующему льду и двое оставшихся в живых

В годы Великой Отечественной войны Дальневосточный торговый флот СССР был важным подспорьем для бойцов на фронте. Совершаемые судами «огненные рейсы»,  доставлявшие грузы по ленд-лизу из США, в те времена регулярно попадали под вражеский огонь с подлодок и самолетов. Среди них был и лесовоз «Белоруссия». В злополучном последнем рейсе в состав экипажа парохода входило 50 человек, 13 из которых были совсем безусыми мальчишками – юнгами от 14 до 17 лет. Выжили только двое кочегаров Яков Почернин и Иван Петровичев, которые только после месяцев мучений во льдах и японском плену смогли вернуться на родину и поведать почти невероятную и полную трагизма историю гибели парохода.

Месяц после катастрофы

Март 1944 года. В своем кабинете начальник японской жандармерии селения Сяна смотрел на двух европейцев, сидящих напротив его стола, и ничего не мог понять. Они были измождены, тряслись от холода и называли себя русскими моряками. Один не мог ходить из-за обмороженной ноги. Они сказали, что после подрыва судна на плавающей мине пятнадцать человек двадцать суток шли по дрейфующему льду Охотского моря к острову, а дошли только они двое. Неслыханное вранье! В карманах доллары! Откуда они? Вероятно, американские шпионы, которых высадил самолет или подводная лодка. Надо их разделить и допросить отдельно.

Начальник приказал отнести моряка с обмороженной ногой в другую комнату и начал допрос оставшегося.

– Пароход «Белоруссия», мы – русские моряки, – протянул он.

– Нет! Вас забросили американцы под видом русских моряков! Мы вас расстреляем как американских шпионов!

– Мы русские, – спокойно ответил моряк.

– А это тогда что? – жандарм указал на пачку долларов.

– Это судовая касса, – так же спокойно ответил моряк. – Мы должны их сдать в пароходство во Владивостоке. Послушайте, там, в море, осталась шлюпка с больными и обмороженными моряками, мы пришли за помощью. Вы же люди, спасите их, и вы убедитесь, что все это – правда.

Позже выяснилось: Почернин и Петровичев не врут.

За сутки до трагедии

2 марта 1944 года. Вторую неделю пароход «Белоруссия» стоял у кромки льда, ожидая из Владивостока ледокол, чтобы пройти забитый пролив Лаперуза. На борту был ленд-лизовский груз, так необходимый фронту.

На мостик поднялся радист Николай Сопов и передал капитану бланк радиограммы. Из нее следовало, что сегодня капитану парохода «Белоруссия» Кириллу Кондратьеву по распоряжению начальника ДВМП предписывалось вести свое судно в южную часть Охотского моря, на помощь пароходу «Маныч», повредившему руль и дрейфовавшему в районе пролива Лаперуза. Нужно было отбуксировать его в Петропавловск-Камчатский.

Внезапная атака

Льды нехотя двигались мимо бортов парохода, вспыхивая на сломах огнем заката. В кочегарке, у корабельных топок, ловко орудовали лопатами юнги Коля Нестеренко и Ваня Сороколад, в столовой артиллеристы с молодежью азартно резались в домино, в кают-компании буфетчица Надежда Кастур угощала капитана крепким чаем. Обычный вечер на пароходе.

3 марта 1944 года. На часах 07:48, до смены вахт остается 12 минут, и кочегары заканчивают уборку. Радист Сопов только что принял радиограмму с парохода «Маныч», а свободные от вахт безмятежно спят в своих кубриках и каютах. Вдруг раздается страшный взрыв.

– Судно рывком накренилось на правый борт. Свет в кочегарке погас. Сверху обрушился поток холодной воды, сметая все на пути, – так вспоминал этот страшный момент находившийся на вахте кочегар Яков Почернин.

За этим последовал второй взрыв. Почернин поднялся и увидел, что у кормовой пушки стоит трое краснофлотцев, а их командир, лейтенант Быковский, наводит орудие. Корма судна накренилась настолько сильно, что они были почти по пояс в воде. «Я успел заметить, как из дула вылетели языки пламени. Но пушка и люди быстро погружались в воду», – позже расскажет кочегар.

Эти четверо, несмотря на суматоху, вероятно, заметили всплывшую подлодку или ее перископ и даже выстрелили по ней. Они так и остались навечно со своей пушкой, вместе уйдя под воду. Еще пятеро артиллеристов военной команды парохода позже умрут в муках с остальными во льдах.

Поняв, что дело безнадежно и пароход тонет, капитан Кондратьев дал приказ покинуть борт. Три лодки с людьми почти отвесно упали в воду – на плавный спуск времени не было. Корпус судна резко дернулся, и третья шлюпка, ударившись о борт, разбилась. Одиннадцать человек оказались в воде. Не успевшие сесть в шлюпки моряки и вовсе сразу прыгали в ледяную воду. Среди них были и Почернин с почти раздетым Иваном Петровичевым. Чьи-то руки втянули их в шлюпки.

Тем временем судно быстро погружалось. Люди на двух оставшихся шлюпках яростно гребли от тонущей «Белоруссии», боясь быть затянутыми в воронку. Раздался треск – судно переломилось. И в это время тросик от парового гудка, идущий на капитанский мостик, натянулся и, сотрясая воздух, загудел гудок – «Белоруссия» будто прощалась со своим экипажем.

Тонущий пароход затащил за собой в воронку всех, кто находился поблизости. Шлюпки еще какое-то время кружили на месте катастрофы, отыскивая людей, но все было тщетно. Никого на поверхности не было.

Выход есть – идем к Курилам!

Второй помощник капитана Юрий Федоренко составлял списки погибших и выживших. 21 человек, из которых шестеро – юнги, умерли. 29 человек остались в живых. Надо было решать, что делать.

Как выяснилось, радист Николай Сопов даже не успел дать в эфир SOS – после первого взрыва торпеды все оборудование судовой радиостанции вышло из строя. Значит в ближайшее время искать их никто не будет.

Яков Почернин вспоминал, что капитан Кондратьев сразу предложил решение.

– До Сахалина мы на шлюпках не доберемся. Там тяжелые льды. Ближе всего к нам остров Итуруп. Большой остров, тянущийся с юга на север на сто миль. Вот на него и надо держать курс.

Из-за сильного ветра парус ставить не стали. Шлюпки на веслах направились к невидимому берегу. Хоть у спасшихся и было кое-что из одежды, многие успели простыть и обморозиться. Волны заливали лодки, и одежда на морозе и ветре превращалась в камень. Многие просто не могли пошевелиться из-за холода и ужаса.

– Все болит, бросьте меня за борт – бредил четырнадцатилетний юнга Гера Лопаков, бросившийся в ледяную воду в одних трусах и сильно обморозившийся. Его укутали в одеяло, и он утих.

Яков Почернин вспоминал, как они с Яковом Солодарем отливали воду из шлюпок. В это время артиллеристы Гаврин и Большаков веслами отталкивали льдины.

– Всем грести, двигаться, бороться с холодом! – кричал, стараясь перекрыть шум ветра и волн, капитан Кондратьев. Несколько раз он стрелял в воздух из ракетницы в надежде, что их кто-то заметит.

Шлюпки во льдах

Как вспоминал Яков Почернин, хотя с первого же часа капитан установил норму на воду и продукты питания, а выдачу строго контролировал боцман Гавриил Андреюк, скудные запасы таяли: «Люди слабели с каждым часом. Три дня и три последующие ночи носило шлюпку по волнам. Несмотря на то, что капитан старался поддерживать настроение, подбадривать людей, у многих наступила апатия».

Экипаж оживился, когда впереди обозначились вершины Курильских сопок, и казалось, что скоро бедам придет конец. Но нет: тут шлюпки уперлись в дрейфующие льды. Дальше пути не было – экипаж попал в ледяную ловушку. Мороз все крепчал. Одну лодку раздавило льдами, и моряки из нее перешли в оставшиеся. Все понимали, что скоро не избежать смертей из-за холода.

Первым скончался радист Сопов. В шлюпках встали, обнажили головы, опустили тело радиста в море.

– Милый мой, где ты? Я так тебя люблю, – звучал красивый, но уже безумный голос судового врача Ольги Бочаровой. Глаза ее бессмысленно смотрели вдаль, красивое, молодое лицо осунулось. На следующее утро она уже не проснулась. А следом за ней ушел старпом Василий Ерошкин, сильно обморозивший ноги в первый день.

 «Берег скрылся, – вспоминал впоследствии Яков Почернин. – Крепкий восточный ветер теснил льды и зажатую среди них шлюпку в просторы Охотского моря. Мы пытались отталкивать льдины веслами, но усилия были напрасными. Оставалось только ждать».

Безумный план кочегара Почернина

На шестые сутки, в закате, Яков увидел вершины Курильских вулканов и понял – течением их сносило к островам. «Кирилл Георгиевич, нужно идти пешком до берега», – предложил Почернин капитану.

Тот сначала возразил: еще никто в истории мореплавания не ходил пешком по дрейфующим льдам. Лед не сплошной, без шлюпки не доплыть до острова. Но все-таки капитан Кондратьев согласился отправить за помощью троих здоровых – Якова Почернина, Константина Замешаева и Якова Солодаря.

Утром они ушли к виднеющимся вершинам. Но без компаса, преодолевая начавшийся снегопад, они поняли, что это бесполезная затея, и, пока не замело следы, вернулись к шлюпкам.

Вторая попытка

Горе-путешественников встретили дружным хохотом, но было понятно, что кроме этого безумного плана – передвигаться по льдам до берега – других не было. Капитан Кондратьев, несмотря на сильное обморожение ноги, решил возглавить вторую группу. Идти за помощью вызвались 11 человек, из которых трое были юнгами.

Перед уходом капитан еще раз повторил для экипажа легенду о катастрофе парохода: ни под каким видом не говорить, что его потопила японская подводная лодка, хотя это, возможно, и правда. Чтобы замести следы преступления, они уничтожат каждого. Если будут допрашивать, надо отвечать: «Белоруссия» подорвалась на плавучей мине.

Уходящим выдали по пять банок пеммикана – мясного пищевого концентрата, – пачке галет и коробке спичек каждому. Тем, кто оставался, продуктов оставили значительно больше. Каждый трогательно попрощался со своими товарищами. Тогда думалось: решили правильно. Мол, идите, может быть кого и спасете. Но оставшихся в шлюпках больше никто никогда не видел.

По дрейфующему льду

Восьмого марта 1944 года 11 советских моряков вышли в небывалый в истории поход по дрейфующим льдам Охотского моря. Шли гуськом: впереди юнга Виталий Тарасов нес за плечами шлюпочный компас, следом ступал капитан Кондратьев, наблюдая за показанием стрелки устройства и давая правильное направление на берег. За ним – все остальные.

Сильная пурга, моряки ночуют в вырытой в снеге норе. Умирают окоченевшие юнга Виталий Тарасов и плотник Василий Дураков. Их осталось только девять. Несколько дней моряки сидели на льдине в надежде перескочить на большое ледяное поле. Когда была возможность, закидывали топор на веревке на льдину, подтягивали ее и перепрыгивали.

Капитан Кондратьев временами терял сознание от боли. Его обмороженная нога опухла и почернела. Это была гангрена. Хотели было прибегнуть к ампутации, но топор был туп. Все настаивали на операции, но капитан лишь попросил передать слова любви и уважения жене и дочке. Его документы попросил сжечь, а вечером умер.

Берег приближался. На одной из льдин моряки ухитрились установить взятый с собой парус. Ветер погнал ее к материку, пока на пути снова не встало ледяное поле. Трагедии преследовали смельчаков: сошел с ума и умер юнга Виталий Гусаренко, затем моторист Константин Замешаев.

Оставшиеся же шли дальше. Порывы ветра забирались под одежду, охватывали вспотевшие от движения тела. Вещи каменели, ломались. На шапках, бровях, бородах намерзали сосульки. Позже не стало и других – Бори Требуховского, Гаврина, Солодарь, Светикова. К вожделенному берегу Яков Почернин подтащил на парусе одного обмороженного Ивана Петровичева. Они остались вдвоем. Куда попали, было не ясно. Побродив по берегу в поисках людей, они наткнулись на сарай с печкой, внутри которого нашли мешок риса и соевое масло.

В японском плену

Почернина и Петровичева забрали из японской семьи, которая приютила, накормила и сообщила о них в полицию.

– Мы несколько дней искали людей, пока не наткнулись на ваш поселок, – объяснял Яков Почернин японскому жандарму.  – Двадцать суток шли за помощью. Помогите, спасите остальных.

Не верили. Сначала поселили в другой семье и лечили обмороженные руки и ноги, затем посадили в разные камеры жандармского управления с такими дырами в стенах, что в помещении образовывались сугробы снега.

Специально приехавший молодой холеный следователь 40 суток проводил допросы моряков по девять часов в день. Его больше интересовали сведения военного характера о Владивостоке, чем история с потоплением «Белоруссии» и спасение оставшихся во льдах. Моряков били, грозились расстрелять, предлагали остаться. И не верили, что они пришли на остров по дрейфующему льду.

Заветное возвращение

Не добившись никаких результатов, их куда-то повезли, сначала на пароходе, затем на поезде. Куда – не объясняли. Окна были плотно закрыты, а конвоировали моряков в наручниках и с мешками на головах. И снова тюрьма и допросы, затем переезд в полном неведении. Как потом выяснилось, это были города Саппоро и Хакодате.

Только в июне 1944 года после вмешательства консульства СССР японцы передали Почернина и Петровичева советскому консулу Соловьеву, который и обеспечил их доставку во Владивосток. Так стала известна судьба парохода «Белоруссия» и его мужественного экипажа. Даже произошедший кошмар не сломил кочегаров – они вернулись к работе.

Память

Эта история – одна из многих в полном подвигов и трагедий прошлом торгового флота во времена войны. В память о тех событиях в ноябре 1967 года во Владивостоке на улице Светланская был торжественно открыт мемориал «Морякам торгового флота, погибшим в годы Великой Отечественной войны 1941 – 1945 годов».

На южной стороне эспланады установили 6-метровый гранитный пьедестал, на котором стоят три фигуры: упавший раненый матрос, второй матрос, который держит судовой флаг, и капитан, поднявший руку и отдающий последний приказ. Все трое символизируют моряков советского торгового флота, которые погибали, но продолжали исполнять свой долг – капитаны, штурманы, механики, матросы, кочегары, радисты и юнги.

Реальным прототипом для капитана послужил Георгий Афанасьевич Мезенцев – советский капитан дальнего плавания, с 1944-го начальник Дальневосточного морского пароходства. Именно он встречал на вокзале Якова Почернина и Ивана Петровичева из японского плена в 1944 году. Перед постаментом четырехугольная плита с горелкой для Вечного огня. Слева и справа от постамента – гранитные тумбы.

На 26 бронзовых мемориальных плитах, по 13 с каждой стороны, вычеканены силуэты 25 судов Тихоокеанского торгового флота с именами погибших экипажей. Десять из них потопили немцы, девять — японцы, еще шесть — американцы. Среди них есть и плита, посвященная пароходу «Белоруссия».

Через 28 лет после катастрофы, в 1972 году, выжившие в трагедии кочегары были удостоены чести поднять государственный флаг СССР на дизель-электроходе «Капитан Кондратьев», который затем трудился в ДВМП до 1995 года.

По материалам издания «Комсомольская правда – Дальний Восток», автор – Михаил Готенко

Фотография – фрагмент из воспоминаний Почернина на бумаге., архив исторического фонда ДВМП